Кейт Лаумер - Гонка планет [ Авт. сборник]

Сердито фыркнув, он упал назад в кресло.

— Держать меня! — зарычал капитан, побелевший от злости. — Почему…

Он замолчал и как бы увидел себя со стороны: вот он ревет и хрипит, как разъяренный морж. Постепенно до Генри дошла юмористическая сторона этой истории, он отбросил голову назад и рассмеялся.

Смех очистил его. Наконец-то он протрезвел. Конечно, этот молодой нахал прав. И нужно быть самым последним идиотом, чтобы отказаться от возможности обрести бесконечную жизнь и принять участие во всех открытиях, о которых только может мечтать человек. Генри снова засмеялся, на этот раз тихо.

Хейл сделал его Коммадором. Ладно, этим он его и возьмет. У него будет, созданный для полетов в глубоком космосе, разведывательный катер, который протащат через портал кусочек за кусочком и снова соберут; он увидит, что лежит там, за далекими звездами.

Генри наклонился, поднял яркий камешек, который отбросила в сторону Дульчия. Это был бледно-фиолетовый, без единого изъяна, аметист в двенадцать карат. Он бросил его в бассейн, посмотрел, как камень уютно лег рядом со своими сверкающими собратьями, покачиваясь и искрясь от движения струи воды из природного ключа, которая и вынесла их наверх из залежи, находящейся далеко внизу.

Цветные камни. Из-за них тоже лишались жизни люди. И кто знает, какие неведомые сокровища могут ждать на далеких планетах…

Если бы только Дульчия была здесь. Но человек не может иметь все сразу. Жизнь состоит из равных частей радости и печали: весь фокус в том, чтобы наслаждаться той, которую переживаешь в данный момент — и не позволять другой заставить тебя забыть, что раз жизнь уже была прекрасной, она может быть прекрасной снова.

Генри стоял, глядя в воду, а заходящее солнце окрашивало небо в цвета драгоценных камней.

Миры Империума

(Пер. с англ. И. Сергеева., Н. Потапенко)

Глава I

Я остановился перед лавкой с небольшой деревянной вывеской, болтавшейся на кованом кронштейне. На вывеске почерневшая готическая вязь надписи: “Антиквариат”; от ночного ветра она раскачивалась, скрипя, из стороны в сторону. Чуть ниже стальная решетка венчала пыльную витрину с пожелтевшими гравюрами, офортами и литографиями.

Дома, изображенные на них, казались знакомыми, но все они были нарисованы одиноко стоящими в чистом поле, на высоком холме, на пустынном берегу бухты. Дамы на картинах носили большие юбки колоколом и шляпы с лентами. Они держали в руках изящные зонтики; тут же красовались экипажи, запряженные стройными скакунами.

Но меня интересовали не эти картины, не расположенное сбоку потускневшее зеркало в массивной золоченой раме. Мое внимание привлек мужчина, отражение которого я видел в пожелтевшем стекле — смуглый, в туго перепоясанном реглане, длина которого была на добрых шесть дюймов больше, чем нужно. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в затемненное окно в пятнадцати метрах от меня.

Он не отставал от меня весь день.

Сперва я думал, что это совпадение; я видел его в автобусе, когда ехал из Броммы, затем в вестибюле гостиницы, где я остановился, читающего афиши, и, наконец, часом позже, в ресторане, где я обедал. Он в это время попивал кофе.

Вскоре мне пришлось отказаться от мысли о случайном стечении обстоятельств.

Прошло пять часов, а он все находился неподалеку от меня, когда я шел по Старому городу Стокгольма, до сих пор сохраняемому на одном из островов в самом центре шведской столицы.

Я шел мимо обшарпанных витрин с медными подсвечниками, замысловатой серебряной посудой, дуэльными пистолетами и ржавыми кавалерийскими саблями. Все это было очень привлекательным сейчас, в свете полуденного солнца, после же полуночи это было печальным напоминанием о днях насилия.

Мои шаги на узких затихших улицах сливались с эхом шагов человека позади меня. Они становились чаще, когда я шел быстрее, и совсем исчезали, когда я останавливался. Теперь же этот человек глядел в темное окно и чего-то ждал. Следующий ход должен был быть за мной.

Я заблудился. Двадцать лет — достаточный срок, чтобы забыть извилины улиц Старого Города. Я вынул из кармана путеводитель и стал разворачивать карту. Руки плохо слушались меня.

Я вытянул шею, чтобы прочесть надпись на гранитной табличке на углу дома; она была едва различима — “Самуэлгатен”.

Я нашел эту улицу на карте и обнаружил, что она тянется три коротких квартала, заканчиваясь тупиком на Гемма Стртгатен. В тусклом свете трудно было разобрать подробности. Повертев книгу, я нашел на карте еще одну улицу, отмеченную пунктиром. Название ее было “Гульдсменстраппен”.

Я напряг память: “траппен” означает по-шведски “лестница”. Лестница ювелиров, ведущая от Самуэлгатен на Хундгатен" — другую такую же узкую улочку. Похоже, что она вела к освещенной площади: вероятно, это был единственный выход для меня. Я сунул книжку в карман и небрежно двинулся к лестнице в надежде, что передо мной не окажется закрытых ворот.

Моя тень мгновение выжидала, а затем последовала за мной. Поскольку походка у меня очень быстрая, я понемногу стал отрываться от своего преследователя.

Он же, казалось, вообще не спешил. Я прошел мимо нескольких лавочек с обитыми железом дверьми и стертыми каменными порогами. А дальше была открытая арка с выщербленными гранитными ступенями, круто поднимающимися вверх.

Я приостановился, а затем нырнул под арку и ринулся вверх по лестнице.

Семь-восемь прыжков — и вот я на самом верху. Стремглав бросаюсь в высокий проем. Не исключено, что я достиг верхней площадки раньше, чем мой преследователь — подножья лестницы. Я остановился, прислушиваясь.

Сначала мне был слышен скрип ботинок, затем учащенное дыхание в нескольких метрах от меня. Я ждал, затаившись.

Шаги стихли. Очевидно, мой неслышимый противник оценивал ситуацию — куда я мог бы спрятаться, ведь он понимал, что далеко убежать я не мог! Скоро он вернется к этому месту.

Я снял туфли, в три прыжка оказался на лестнице, и, прежде чем он остановился и оглянулся назад, я, перемахивая сразу через три ступеньки, ринулся вниз. Я был уже на полпути к спасению, когда моя левая нога соскользнула, и я, потеряв равновесие, рухнул вниз.

Я ударился о булыжники мостовой плечом, головой, перекувырнулся и вскочил на ноги. В голове звенело. Я уцепился за стену у подножья лестницы, и в это время меня затопила боль. Боль, от которой я обезумел.

На лестнице послышались шаги, и я весь напрягся, собираясь прыгнуть на незнакомца, как только он появится. Перед самой аркой шаги стали нерешительными, затем из-за стены высунулась круглая голова с длинными волосами. Я размахнулся и ударил, но — промахнулся.